Кодеин по рецепту: половина дня, и вы с лекарством
К середине дня надежда, что голова вылечит себя сама, испарилась. Пошарила в ящике стола – пусто. В сумке, будто издеваясь, притаилась пустая упаковка. Пришлось ехать домой.
Боль искрилась разноцветными взрывами, так что к буфету, в котором одна полка давно отведена под лекарства, я добралась практически наощупь. Таблеток не было. Ни одной. Даже в заначке. Конечно, как всякий нормальный раздолбай, я не позаботилась о будущем, и оно настало гораздо быстрее, чем хотелось бы. На деле это означало лишь одно: учитывая, что с 1 июня лекарства, которыми я спасалась (“Нурофен плюс” и “Пенталгин-Н”), попали в разряд запрещенных к продаже как кодеиносодержащие, выход был один – отправиться в поликлинику № 127 за рецептом.
Первым делом я выяснила, что мой участковый терапевт работает… только по четным дням и только с 9 утра до часу дня, а я оказалась в поликлинике через полчаса после окончания ее рабочей смены. “Не знаю, что вам делать”, — категорически отрезала “Справочная” в белом халате. Я проглотила крутящееся в голове “не знаете — тогда увольняйтесь”, смутно осознавая, что повторить эту фразу (по крайней мере, внутренне) мне придется еще не раз.
Впрочем, рядом призывно подмигивал красно-зеленым глазом автомат “самозаписи”, предлагая существенно облегчить запись к врачу всего-то поднеся страховой полис к считывающему устройству. Минут пять ушло, чтобы медлительный друг людей осознал, что ему придется меня узнать. Но после процедуры опознания, андроид неожиданно выморгнул следующую запись: вас в моей картотеке не числится, и карты на вас не заведено. “А это вам в 102-й кабинет”, — бодро отправила меня “Справочная” к двери на замке.
Ощущая прилив сил, я поняла: неотвратимо приближается время активных действий организма, которыми я неспособна управлять и, чтобы предотвратить разрушающие последствия, отправилась на этаж “администрации”. Замглавного, быстро произнеся зачетное, “не-знаю-что-вам-делать”, закрыла дверь на ключ. Секретарь главврача, с той же репликой попыталась встать грудью на защиту двери своего начальства. На ее беду Татьяна Токарева именно в этот момент вышла из своего кабинета. Она оказалась единственным человеком, обладающим необходимыми знаниями: “Возьмите карту в регистратуре и идите в 118-й кабинет. Там сидит дежурный врач, она вам выпишет рецепт”.
Очередь в регистратуре заняла 25 минут, во время которых трое пенсионеров пытались взять застекленное окошко на абордаж, а я оказалась посвящена в тайны истории болезней всей семьи дамы, стоявшей следом за мной. “Зачем вам к дежурному? Надо было идти к своему. А дежурный врач принимает, только если у вас есть температура. У вас есть?” Температура явно приближалась к нулю: “Потому что, во-первых, я не планирую головную боль, во-вторых, в тот момент, когда она принимала, я – так случилось – работала, а, в-третьих, ваша обязанность просто дать мне карту”. “Я могу вас записать к Косенко на завтра”. “Не можете, — головная боль шептала и источала яд. – Она принимает только по четным дням”. “Да, действительно. Ну вот, у нее есть время 8-го июня. Записываем?”. “Я не знаю, будет ли голова болеть 8-го, но так как рецепт мне нужен прямо сейчас, просто дайте карту к дежурному”.
После суматохи и висящих в воздухе скандалов я была поражена благоуханной тишиной в отсеке дежурного – и ни одного пациента – неужели мои мучения сейчас закончатся? “Я не могу вам выписать рецепт, “Нурофен” же теперь наркотик. И потом, я не знаю, отчего у вас болит голова. Вот сейчас мы вас обследуем, я направлю вас к неврологу…” — надо мной ворковала почтенного возраста дама-врач Митрофанова. “А можно все это сделать после того, как вы выпишете рецепт?” “Нет-нет, рецепт я вам не дам, ведь надо лечить причину, а не следствие. Вот почему у вас болит голова?” “Она так у меня устроена, и болит с детства. Послушайте, мне некогда проходить обследования, можно только рецепт?”. “У вас написан инсульт, а вы не были в поликлинике 6 лет. Мы же вас обследуем бесплатно, сделаем РЭГ, ЭЭГ. Сейчас я запишу все симптомы, и вы пойдете к неврологу”. Впервые столкнувшись с Китайской стеной в поликлинике, я покорно молчала – спорить было не с кем. А почтенная Митрофанова усердно строчила, повторяя написанное вслух: “Больна с детства, кожные покровы чистые”.
В очереди к неврологу я была 18-й. Через 40 минут стояния возле двери врача начался переворот. Те, у кого были талончики от андроида, устроили потасовку с талончиками из регистратуры. Их крики перекрывал невозмутимый рассказ: “Я просила мои капли, а они выписал другие, от которых я покрылась красными пятнами. Я сказала врачу, что у меня болезнь Паркинсона: руки дрожат, ноги не ходят. Он не поверил. А что же у меня тогда?” Очередь притихла, на мгновение объявила перемирие, чтобы хором объявить смертный приговор медицине: “Болезнь Паркинсона”. А я снова отправилась в администрацию – я уже провела в поликлинике полтора часа, и явно здесь останусь до ночи, если не возьму ситуацию в руки. Голова от переживаний стала болеть еще сильнее.
Замглавного (на сей раз это был мужчина, чью фамилию узнать было трудно, так как в списке заведующих на стене числились только женщины) выслушал мой рассказ про наркотики, голову, то, что “меня не надо лечить, я ничего не хочу и не прошу, кроме рецепта, причем даже не бесплатного”, позвонил терапевту Митрофановой. Судя по его поникшей голове и опущенным плечам, он тоже понял, что спорить не с кем. Устало набрал номер невролога и попросил принять “больную” без очереди. Я пробралась мимо воюющих и “паркинсона” в кабинет и произнесла заученный монолог. Врач Крутихина была молчалива, только все время что-то писала и кивала головой. “А можно рецепт сразу на две упаковки? Видимо, на 20 таблеток?”. Снова кивок. “Поставьте печать внизу и вот, возьмите – эти лекарства продаются без рецепта, пропейте курсом месяц. Может, и голова пройдет”. Я тоже кивала — благодарно, еще не подозревая, что негарантированная “панацея” обойдется мне в пару тысяч.
Три часа, две очереди, один заход к главному и один к его заму, чтобы получить рецепт на обезболивающее, которое еще три дня назад было в открытой продаже. Но к чему ворошить прошлое.
Вот и аптека. “У нас нет “Нурофена плюс”. Я онемела: как это может быть, чтобы там, куда я хожу уже много лет, поскольку персонал неизменно вежлив, компетентен и прекрасен, чего-то не было. Они что-то путают, это же самый обычный “Нурофен”. “Обычный есть, “плюса” нет. Накануне 1 июня к нам приехала комиссия, они все изымали и опечатывали. Вам надо поехать в государственную аптеку, у которой есть разрешение на продажу наркосодержащих лекарств. А вас рецепт? Покажите, вдруг, что не так”.
“Не так” оказалось ВСЕ. Рецепт был выдан на неправильном бланке (без красной полосы), лекарство было написано неверно и в несуществующей дозировке. “Что же мне делать?” “А вы пойдите в поликлинику”…