Лукавые цифры в белом халате

Минздрав кое-что от нас скрывает

Порадовала всех нас министр здравоохранения Татьяна Голикова. Доложила на заседании правительства о достижениях в такой жизненно важной сфере, как высокотехнологичная медицинская помощь (ВМП). Речь, напомню, о дорогостоящем, нередко уникальном лечении – например, операциях на сердце, пересадках органов, онкологических заболеваниях. Эта область всегда была ахиллесовой пятой нашего здравоохранения. Получить квоту на лечение было трудно, а нередко вообще невозможно.

Сейчас ситуация меняется. Пролеченных (как говорят медики) больных по сравнению с началом 2000-х стало в десять с лишним раз больше. Заметный сдвиг. Вступают в строй современные медицинские центры, в которых можно делать сложнейшие операции. В прошлом году, по словам министра, дорогостоящее лечение получила уже почти треть миллиона (322,5 тысячи человек, из них 55 тысяч детей). А в 2012-м помощь будет оказана еще 358 тысячам пациентов.

На первый взгляд, замечательные результаты и действительно много жизней удалось спасти. Однако все познается в сравнении. Давайте посмотрим, каковы реальные потребности наших граждан в таком лечении. Начнем с кардиологии. Сердечные болезни, как известно, являются главными убийцами в мире. Инсульты, инфаркты ежегодно уносят жизни миллионов.

Один из эффективных методов лечения, широко использующийся для предупреждения инсультов и инфарктов, – ангиопластика. Это когда через небольшой прокол – например, в районе бедра – в артерию вводится катетер, который по сосудам доставляется в грудную клетку к самому сердцу – именно к тому месту, где находится тромб или из-за бляшки сужен кровоток. Врачи с помощью рентгеновского аппарата следят за ходом операции. На конце катетера по команде хирурга раздувается баллончик, который расширяет участок дефектной сердечной артерии. А чтобы она снова не сжалась, в большинстве случаев внутри устанавливают специальную трубочку – стент. Эта операция так и называется – стентирование. Все манипуляции хирурги проводят не на открытом сердце, а внутри организма, через сосуды, в щадящем, малотравматичном режиме. И под местной анестезией.

Ангиопластика, стентирование стали в свое время революционным новшеством в кардиологии. В США за год делают 1,3 млн таких операций. У нас в 15 раз меньше.

Хорошо известна и другая операция на сердце – аортокоронарное шунтирование (АКШ). Но ее нельзя отнести к малотравматичным. Потому что до недавнего времени операция проводилось, как правило, на открытом сердце, при этом разрезалась грудная клетка. Американцы в последние годы резко уменьшили количество АКШ, но все же делают этих операций немало. Обнадеживает, что появились новые методы, например внутрисосудистое протезирование, при котором сердечный клапан устанавливается с помощью катетера, без вскрытия грудной клетки.

В ряду сердечных недугов особое место занимает аритмия. По данным доктора медицинских наук Алексея Турова, 2 тысячи человек каждый час погибают в мире от жизнеугрожающих аритмий. Опасность велика. И в США ежегодно устанавливают 140 тысяч кардиостимуляторов. У нас – в разы меньше.

Итак, более 1,5 миллиона американцев получают высокотехнологичное кардиологическое лечение. Вопрос: сколько в России делают аналогичных операций и какова потребность? Чтобы определить ее в сравнении с Соединенными Штатами, надо учесть два обстоятельства. Во-первых, в Америке население больше, чем в России. Но с другой стороны, 37 млн жителей в Штатах не имели страховки, и такие операции им были не по карману. Внеся поправки, можем рассчитать потребность в таком лечении сердечников в России – 750 тысяч операций в год (включая, разумеется, ангиопластику, стентирование сосудов, лечение аритмий с установкой кардиостимуляторов, имплантируемых дефибрилляторов и так далее). В действительности же такое лечение у нас получили в минувшем году, по оценкам (точных данных Минздрав не публикует), менее 150 тысяч. То есть один из пяти нуждающихся. А заместитель директора Научного центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева академик РАМН Юрий Бузиашвили, отвечая на вопрос «Труда», дал еще более скромную оценку – 15%.
Откровения директора

Итак, 600 тысяч кардиологических больных в России остаются за бортом. Многие даже не знают, что им необходимо высокотехнологичное лечение, которое может существенно продлить жизнь. Другие стоят в очереди на операцию, но могут умереть, не дождавшись ее. Сколько таких трагедий? Не знает никто. Но иногда дело доходит до громких публичных скандалов. В начале мая 2011-го директор Уральского института кардиологии Ян Габинский объявил об отмене с середины мая всех плановых операций на сердце из-за отсутствия средств. И он же обнародовал то, что обычно тщательно скрывают руководители медицинских учреждений. Отчаявшись получить бюджетные деньги на лечение больных, директор Института кардиологии решился на шокирующее заявление: в длинной очереди пациентов, записанных на операцию, девять человек уже умерли, не дождавшись хирургической помощи.

Шум тогда поднялся нешуточный – в прессе, в общественных организациях. Уже назавтра представители Министерства здравоохранения Свердловской области, используя телевидение, поспешили заявить, что миллионы рублей будут выделены Институту кардиологии в ближайшее время. Вместе с тем чиновники вынуждены были признать: в региональном бюджете нет денег, чтобы полностью профинансировать дорогостоящие кардиологические операции.

«Нет денег» – значит, заведомо обречены те, на кого не хватило бюджетного финансирования:
Квота на квартал

Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний в трудоспособном возрасте (25-64 года) в России в девять-десять раз выше, чем во Франции или Италии, и в пять раз выше по сравнению с нашим соседом – Финляндией (показатели смертности берутся в расчете на 100 тысяч населения). Даже если ориентироваться не на десятикратное, а на пятикратное превышение, то получается, что в России «досрочно» умирают в трудоспособном возрасте свыше 200 тысяч кардиобольных.

Одна из главных причин огромного отставания от стран – лидеров по количеству операций на сердце и сосудах – недостаточное финансирование. Мы строим новые центры медицины высоких технологий, но даже существующие клиники, оснащенные дорогостоящим современным оборудованием, принимают значительно меньше пациентов, чем могли бы, потому что не имеют денег на расходные материалы и другие нужды. Спрашивается: если не хватает средств на операции в хорошо зарекомендовавших себя больницах, то будут ли в полной мере финансироваться новые центры?

Не удовлетворена потребность в дорогостоящем лечении не только в кардиологии. Если прибавить несделанные операции на венах, других сосудах, то картина получается совсем грустной.

А вот ситуация с заменой больных суставов на искусственные. Сегодня в мире отмечается стремительный спрос на эти операции. В Америке, например, ежегодно имплантируется около 500 тысяч эндопротезов. Что касается России, то потребность, по подсчетам специалистов, 250 тысяч, а выполняется ежегодно только 30-35 тысяч операций, то есть в семь раз меньше, чем нужно.

Еще тяжелее доля у российских диабетиков. Каждый год у 600-700 тысяч человек хирурги ампутируют часть ноги. Многие после через год-два умирают. А если бы получили своевременное лечение, то могли прожить еще лет десять. «Но квоты, – отмечали участники недавнего заседания экспертного совета по здравоохранению при комитете Совета Федерации, – заканчиваются уже к концу первого квартала». По официальным данным, в России 3 млн больных сахарным диабетом, по оценкам ВОЗ – 9 млн. В нашей стране, увы, не проводится массовых обследований с целью ранней диагностики, во многих случаях нет и своевременного лечения.

В целом, по оценкам, 1,6 млн россиян нуждаются в высокотехнологичной медицинской помощи (включая онкологию). Таким образом, в минувшем году ее получил лишь каждый пятый. А в 2015-м, когда Минздрав планировал в полном объеме обеспечить потребности в ВМП, по самым оптимистичным прогнозам, это лечение станет доступным только каждому третьему нуждающемуся в нем.

Как же быть остальным сотням тысяч больных? Судя по всему, они останутся наедине со своими проблемами и завтра, и послезавтра. Фонд «Подари жизнь» собирает деньги на лечение детей: для Васи Бегунова нужно 222 тысячи рублей, для Никиты Зябкина – 354 780, для Егора Набоко – 222 тысячи, для Татьяны Жарковой – 928 тысяч, для Маргариты Поповой – 169 200:

Итак, несмотря на увеличение объемов высокотехнологичной медицинской помощи, говорить о «прорыве», «серьезных успехах в этой области» неуместно. И уверять, что в 2015-м проблема будет решена – значит, выдавать желаемое за действительное. Минздрав не должен обманывать ни правительство, ни граждан.
У спортсменов в почете немецкая медицина

Профессиональные спортсмены предпочитать лечиться за границей и там же проходить реабилитационный период после тяжелых операций. Но стоит отметить, что для них не стоит финансовый вопрос лечения, поскольку большинство клубов и федераций имеют контракты с крупными страховыми компаниями, на которые и ложится оплата лечения в случае травмы спортсмена.

Футболисты чаще всего выбирают для лечения Германию. Особенно у них пользуется спросом клиника доктора Томаса Пфайфера. Этот специалист поставил на ноги после травм чуть ли не каждого второго футболиста нашего чемпионата. В свое время в его клинике оперировались такие известные игроки, как Егор Титов, Дмитрий Парфенов, Вениамин Мандрыкин, Евгений Бушманов и многие другие.

Знаменитый фигурист Евгений Плющенко рассказал «Труду», что он также выбрал местом проведения предстоящей операции одну из немецких клиник. «В 2005 году у меня была очень болезненная травма – повреждения паховых мышц, – вспоминает олимпийский чемпион. – Из-за нее я даже снялся с чемпионата мира. Тогда в Мюнхене меня успешно прооперировала доктор Ульрика Мушавек. Сейчас мне будут оперировать колено – там же, но другие специалисты. Нельзя сказать, что я не доверяю российским медикам. Наши специалисты неоднократно восстанавливали меня к соревнованиям. Но условия для реабилитационных процедур, да и сама операционная аппаратура – все это в Мюнхене просто уникальное».

Лариса Лебедева, москвичка: «В России буквально приговорили, в Германии за 15 минут вернули к жизни»

– Я столкнулась с тем, что в нескольких российских клиниках мне поставили три разных диагноза. В первой сказали, что нужна срочная операция на сосудах, во второй – что оперировать нужно шейный отдел позвоночника, а в третьей – что у меня болезнь Паркинсона, и она не лечится, можно только пытаться поддерживать состояние. Врачи, у которых я была, – серьезные специалисты, попасть к ним было сложно даже по знакомству. И стало совершенно непонятно, кого слушать. Когда я была уже на грани срыва, родственники отправили меня в одну из клиник Берлина. Уже через 15 минут после осмотра врач сказал, что никакого Паркинсона у меня нет. За два дня мне качественно, вежливо и приятно провели обследование и поставили окончательный диагноз. Никакой операции не понадобилось. Мне назначили лечение. Уже потом врач сказал, что если бы у меня было что-то из того, что диагностировали в России, я бы уже не жила. Если сравнивать стоимость лечения, то обследование в Германии вышло не дороже консультаций, которые я получала здесь.
Восстановление за рубежом – и для губернаторов, и для простых смертных

В конце прошлого года в крупной автомобильной аварии пострадал губернатор Свердловской области Александр Мишанин. Тогда на трассе Екатеринбург – Серов столкнулись несколько автомобилей. Главу региона поместили в реанимацию. Его состояние оценивалось как тяжелое, врачам пришлось сделать несколько сложных операций. После того как врачи Свердловской больницы сообщили, что интенсивный период лечения закончен, родственники Мишанина отправили его в одну из клиник Германии. Там ему предстояло пройти курс лечения.

Ситуация, когда пациентов после тяжелых хирургических вмешательств отправляют на реабилитацию за рубеж, для нашей страны не редкость. Врачи отмечают, что нехватка серьезных реабилитационных центров в России – одна из важнейших медицинских проблем.

У врача

– Доктор, у меня голова болит.

– У меня тоже.

– И сердце колет.

– У меня тоже.

– И печень что-то пошаливает.

– У меня тоже.

– Знаете, доктор, я лучше пойду к другому врачу.

– Эй, подождите. И я тоже!

* * *
Идет операция в российской глубинке.

Хирург:

– Сестра, наркоз.

Сестра:

– Какой?

Хирург:

– Наш, местный.

Сестра:

– Баю-баюшки-баю.