“Лекарство будущего изобретут не в России”

Лауреатами Нобелевской премии по химии в 2012 году стали ученые из США Роберт (Боб) Лефковиц и Брайан Кобилка. “Росбалту” удалось найти ученика Роберта Лефковица – Рауля Гайнетдинова, который получал образование в России.

Сегодня он является ведущим исследователем отделения нейронаук и мозга Итальянского института технологий, адъюнкт-профессором Университета Дьюка в США, а также экспертом проекта аспирантуры БиОН СПбГУ. Рауль Гайнетдинов рассказывает о том, сколько приходится ждать Нобелевскую премию, когда люди смогут управлять всеми процессами в организме, и о том, что России не стоит бояться “утечки мозгов”.

Рауль Гайнетдинов в 1988 году окончил медико-биологический факультет РНИМУ. Работал в Институте Фармакологии РАМН (Москва), занимался проблемами психофармакологии дофаминовой системы мозга, в 1992 году защитил кандидатскую диссертацию по фармакологии. С 1996 года проводит исследования в США в Университете Дьюка. С 2008 года руководит лабораторией в итальянском Институте технологий в Генуе. Работает в области экспериментальной фармакологии GPCR и заболеваний мозга, используя генетически измененных животных в качестве моделей заболеваний человека, таких как шизофрения, депрессия, болезнь Паркинсона и синдром дефицита внимания и гиперактивности у детей (СДВГ). Консультирует ряд международных фармацевтических компаний. Автор более 160 научных статей и восьми международных патентов.

– Рауль, когда вы познакомились с Робертом Лефковичем и как вам с ним работалось?

– С 1996 года я работал в Университете Дьюка под руководством Боба Лефковица и Марка Карона, который является его “правой рукой”. Мы работали вместе в течение 12 лет. Боб – замечательный человек, добрый, веселый и оптимистичный. Постоянно заботится и поддерживает своих учеников, а у него их за 40 лет было около 300.

Марк и Боб всегда работали вместе, и с 1971 года их лаборатории находятся рядом. Все основные открытия они сделали вдвоем и, хотя формально это две независимые лаборатории, они функционируют как одна. За годы Боб опубликовал около 800 статей, Марк около 600, и почти в 300 они соавторы. Кстати, Боб является одним из наиболее цитируемых ученых в мире, его индекс Хирша – 180 (у Марка около 140). К сожалению, Марк не получил нобелевскую премию и вторым лауреатом стал Брайан Кобилка, который появился в лаборатории Боба только в 1980 году. Все трое заслуживали премии.

– Надеялся ли ваш учитель получить эту самую престижную награду?

– Нобелевскую премию для Боба ждали начиная с 1990-х, но с годами потеряли надежду. Так что для всех это получилось неожиданно, тем более награда по химии. Видимо, причиной такого неожиданного решения стала работа Брайана Кобилки по кристаллизации (описания пространственной структуры) GPCR, что сблизило биологию и химию. Конечно, я был беспредельно счастлив, когда узнал об этой новости, и написал Бобу большое поздравительное письмо. Уверен, что он получил сотни подобных писем в этот день от своих учеников со всего мира.

– В чем суть исследований нынешних Нобелевских лауреатов по химии?

– По большому счету это чисто медико-биологическое направление, и оба лауреата по образованию доктора медицины. Роберт Лефкович обнаружил и описал рецепторы, сопряженные с G-белками (GPCR). Данные рецепторы отвечают за передачу сигнала извне клетки внутрь. Это один из самых многочисленных классов рецепторов в организме человека (около тысячи представителей). Его талантливый ученик Брайн Кобилка помог Бобу открыть генетическую основу этих рецепторов и позднее, в сотрудничестве с выдающимися кристаллографами, описал их пространственную структуру. Трудно указать, что в организме человека не регулируется этими рецепторами. Это обоняние, вкус, регуляция сердечной и сосудистой деятельности, дыхание, пищеварение, гормональная регуляция, передача нервного импульса и многое другое. Соответственно, эти рецепторы являются мишенью действия большого числа лекарств.

– Как можно использовать открытие рецепторов, сопряженных с G-белками, на практике?

– Около 40% всех существующих лекарственных средств либо активируют, либо блокируют эти рецепторы. Рецепторы очень удобны для фармакологов, что приводит к более быстрой и эффективной разработке новых лекарств.

– То есть исследования Роберта Лефковица и его товарищей способны перевернуть работу медиков и фармацевтов, совершить революцию в мире лекарств?

– На самом деле это уже происходит сегодня. На основании этих исследований разработано множество лекарств для разнообразных болезней. В целом процесс поиска новых лекарственных средств на базе GPCR значительно ускорился в последние годы, и немаловажную роль в этом сыграло понимание механизмов работы этих рецепторов, а также описание их пространственной структуры, проведенной Бобом и его учениками.

– Значит ли это, что скоро мы сможем управлять всеми процессами в организме?

– К сожалению, еще очень не скоро. Как говорил классик, электрон так же неисчерпаем, как и атом – и он был прав.

– Работают ли российские биологи в подобных направлениях? Какие имена и исследования можно выделить?

– Ну если вы считаете нас российскими учеными, как это считаем мы, то это я и моя ближайшая коллега и жена Татьяна Сотникова, которая также работала в лаборатории Марка в Дьюке в течение восьми лет. Замечательные российские ученые работают за рубежом. Так, кристаллограф Вадим Черезов из американского Института Скриппса в Сан-Диего разработал методику, которая была критична для определения кристаллической структуры этих рецепторов. Он является соавтором ряда статей, которые послужили основанием присуждения Нобелевской премии Брайану Кобилке. В области биологии рецепторов, сопряженных с G-белками, успешно работают также Евгения и Всеволод Гуревич в Унивеситете Вандербилта в Нашвиле (США). Вадим Аршавский из Университета Дьюк штата Северной Каролины также сделал ряд больших открытий в этом направлении. К сожалению, серьезные группы работающие в этой области на территории России мне неизвестны, хотя многие фармакологи в той или иной степени изучают эти рецепторы.

– Рауль, расскажите о сотрудничестве с СПбГУ. В чем заключается ваша миссия в Петербурге?

– Сотрудничество началось с европейской программы Темпус по организации международной аспирантуры. Оно было установлено в рамках научно-образовательного проекта “Национальная Сеть Аспирантур по Биотехнологиям в Нейронауках (БиоН)”. БиоН объединяет крупнейшие вузы страны: МГУ, СПбГУ, ЮФУ, ННГУ, нейроцентры и институты РАН, а также нейролаборатории и нейродепартаменты университетов Европы (Университет Хельсинки, Унверситет Умео, Итальянский Технологический Инситут, MRC-CBU, Кембридж, Университет Ecole Normale Superieure, Университетский Колледж Лондона). По сути это сеть лабораторий, в которых предоставляются уникальные возможности для совершенствования образования аспирантов. В рамках этой программы я принимаю аспирантов из России в своей лаборатории, где выполняются современные исследования по нейробиотехнологиям, читаю лекции во всех университетах-членах консорциума БиоН, и, конечно, в СПбГУ. На эти встречи приходят специалисты медицинского, биологического, математического и других факультетов вуза.

– Можно ли сравнить ход научных исследований в России и других странах? Есть ли перспективы у российских ученых стать Нобелевскими лауреатами?

– Сравнивать напрямую эффективность научных исследований в России и других странах трудно – другое финансирование, возможности, инфраструктура, мотивация. На счет перспективы российской Нобелевской премии – все возможно в этом мире при систематическом подходе и упорном труде. Возможно, это будут ученые, которые проработали исключительно в России, но в наше время в это верится с трудом. Скорее всего, это будут люди, вовлеченные в активную международную научную кооперацию и имеющие серьезный опыт работы в ведущих лабораториях мира.

– А как вы относитесь к расхожему мнению об “утечке мозгов” из России?

– Главное – не разделять российских ученых на своих и чужих. Многие из тех, кто сейчас работает в тысячах лабораторий по всему миру, считают себя россиянами. Уверен, что среди них найдутся талантливые ученые, которые при адекватной поддержке могли бы продолжать исследования в России, используя наработанный опыт, знания, связи. Самый лучший пример в этом отношении – это Иван Павлов, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине за работу по физиологии пищеварения. Свою премию он получил в России за направление, которым начал заниматься во время двухлетнего пребывания в Германии.